фото: с официального сайта БСТ

УФА, 7 фев 2015. /ИА «Башинформ», Игорь Савельев/. – Мне очень повезло, – говорит известный журналист, заместитель директора телерадиокомпании «Башкортостан» Азамат Саитов, отмечающий сегодня шестидесятилетний юбилей. – В профессию я пришел еще при Брежневе, в последние годы застоя, когда в журналистике уже начал зреть протест. Все дошло до морального кризиса: иные спивались, уходили из профессии, и в целом в журналистике как будто начала просыпаться совесть. В 1985-м грянула гласность. Мне, не до конца разочаровавшемуся цинику, посчастливилось заявить о масштабных проблемах на страницах «Труда» – самой тиражной советской газеты. А передача «Час для вас», которую мы делали на Башкирском телевидении в конце 80-х? – остро, интересно, каждый сюжет выпускали с боем! Нам влетало от властей за каждый выпуск: например, поехали в Ишимбай, делать сюжет о том, что в городе появилась молодежная фашистская организация, пацаны ходят со свастикой. Тут же звонок сверху: «Прекращай это, нам только еще фашистов тут не хватало». Первый выпуск делали с трудом, кустарно: компьютерной графики-то не было, кое-как слепили заставку из фрагмента «Зеркала» Тарковского и какого-то мультфильма… Но мы с радостью убедились, что и на периферии можно делать программу не менее острую, чем «Взгляд» или «До и после полуночи» (с Владимиром Молчановым, кстати, мы созванивались, когда я еще работал в Москве). Наутро после выхода нашего первого выпуска я послушал разговоры на улице и понял, что на телевидении начал находить себя.

И третий счастливый период – ельцинская вседозволенность, расцвет журналистики примерно до 1996 года: в то время Ельцин отличался тем, что не мстил никому, и этот стиль передавался остальным во власти. После – уже начали закручивать гайки.

– Вы начали отсчет «счастливых периодов» с упоминания Брежнева. А что, в советской прессе до 1985 года можно было что-то сдвинуть с мертвой точки?

– Сложно сказать. Я работал в «Вечерней Уфе» с 1980-го. Что-то можно было узнать и понять: помню, мы всей редакцией готовили разворот «Уфа шагает в завтра». Мне поручили статистику, и тогда-то в руки попала справка, которую социологи авиационного института подготовили в обком КПСС – «для служебного пользования». Просто сухая цифирь, без оценок: говорилось о том, что процент выкидышей в Калининском районе вчетверо выше, чем в Кировском, о том, сколько формальдегидов в воздухе Черниковки, взвесей, какая концентрация тяжелых металлов… Конечно, печатать это было нельзя, но когда я на каком-то совещании в «Вечерке» зачитал эти убийственные цифры – все слушали с квадратными глазами. Потом главный редактор, Явдат Хусаинов, спросил, откуда я это взял. Я отвечаю: а помните, мы готовили – «Уфа шагает в завтра»?.. Ты, говорит, никуда не дошагаешь, если будешь с этими цифрами бегать, забудь об этом.

– Дайте-ка угадаю: вы эти цифры не забыли, а припасли для знаменитой статьи «Черниковку не предлагать», которая вышла в «Труде» в 1987 году и прогремела на всю страну. Это было первое громкое выступление на тему экологии в мегаполисах. Получается, вы сначала занялись этой темой, а потом попали с ней в «Труд»?

– Нет, в «Труд» я попал практически случайно: так сложились обстоятельства, что мне надо было срочно перевозить родителей из Сибая в Уфу, родители болели, им была нужна помощь уфимских врачей. Обмен жилья получился таким сложным, что я сам оказался в коммуналке в столице, но я знал, что это временно. В «Вечерке» сказал: через год вернусь, не теряйте меня, Москва мне не нужна. Приехал туда, а надо же было где-то работать… Я и отправился в «Труд», потому что когда-то у меня там вышел маленький репортажик – «Подкова счастья», про коваля с уфимского ипподрома… Прихожу в отдел информации и говорю: здрасьте, я из Уфы, однажды у вас печатался, хочу у вас работать. Завотделом – Сергей Снегирев – оторопел от такой наглости, но стал все же задавать какие-то дежурные вопросы: где учился?.. Оказалось, он тоже выпускник журфака Уральского университета, как и я! Стали вспоминать профессоров, общих знакомых, а потом он предложил написать заявление.

Уже потом он рассказал: «Меня в то утро достали. Звонят из ЦК КПСС, устрой, говорят, одного мажорика, после МГИМО», – они знали, что у него вакансия есть… Потом из ЦК профсоюзов звонят – насчет другого… И тут в дверях появляется какой-то человек с улицы, который говорит: я учился в Уральском университете. Сергей перезвонил в оба ЦК и сообщил, что ставки больше нет; насочинял, что я постоянный автор, говорил: «У нас печатался его репортаж «Подкова счастья» и еще ряд материалов…»

– И вас сразу допустили к самым резонансным темам?

– Конечно, нет. Со статьей «Черниковку не предлагать» тоже вышло случайно: я приехал в Уфу на побывку, зашел в гости к одному знакомому – пожарному, майору, – который мне рассказал: «Строят какой-то завод, даже нам ничего не говорят, но очень вредное производство, будет выбрасывать на Уфу фосген, а это боевое отравляющее вещество». Майор знает, что говорит. «А народ что?» – «А откуда народу это знать?..»

Я отправился в обком профсоюзов: так и так, что за производство строят?.. Все перепугались – все-таки журналист из Москвы, с удостоверением «Труда». Шепчут: это Шакиров велел построить завод (первый секретарь обкома партии). Пришлось долго искать концы, встречаться с опальными экологами, собирать фактуру…

В «Труде» тоже загорелись этой резонансной темой: уже готовый материал «пробивали» через ЦК КПСС месяца три. Когда номер вышел из печати – что тут началось!.. Студенты выходили с плакатами «Нет поликарбонатам!», впервые в Уфе было такое массовое протестное настроение (к тому же по моему предложению «Вечерка» перепечатала материал уже на следующий день после выхода «Труда»). Не было еще в масштабах Союза такого рода статьи о проблемах промышленного мегаполиса. Естественно, Шакирову сразу доложили, кто автор, – вот, мол, уехал в Москву на год, собирается вернуться. На что первый секретарь ответил: он нам сделал большое зло, и если вернется – то надо перекрыть ему кислород.

И вот когда я вернулся, Явдат Хусаинов говорит: «Мы тебе обещали место завотделом, но уже взяли человека», – а сам глаза отводит. И насчет любых других должностей тоже: «Нет, сейчас уже нет возможности». И тогда я понял, что стал меченым. Пошел в «Ленинец» – не взяли, пошел еще куда-то – не взяли; дошел до заводских многотиражек, газет БНЗС, КПД… Редактор «Советской Башкирии» прямым текстом сказал, что я теперь изгой. И всё. Месяца три я «бомжевал», а вокруг – «гласность», «перестройка»…

– …И тут Шакирова сняли.

– Нет, его еще не сняли. Может, только начался этот процесс, не помню. Однажды на улице мне встретился Динис Буляков, известный писатель, тогда он возглавлял Гостелерадио. А мы были знакомы. Он говорит: «О, кустым! Я знаю о твоих проблемах. Но ты хороший журналист. Приходи к нам на телевидение». Ответил я примерно так: ну, Динис-агай, где наше телевидение, а где журналистика. Но выбирать не приходилось: буквально за три дня до того мы с женой уже сдали обручальные кольца в комиссионку, потому что просто не на что было купить хлеб.

В телецентре один из начальников распорядился: «Возьмем пока рядовым редактором». А я обозлился, – такой взвинченный был тогда, – и говорю: да хоть младшим бери, все равно главным стану через год! Динис Буляков только руками развел: вон какие амбиции у парня! А я действительно стал через год главным редактором.

– А почему у вас было такое предубеждение против телевидения?

– Я ведь очень люблю публицистику, считаю, что это основа журналистики. Публицистика требует от автора не только умения писать, но и определенного мировоззрения, жизненного опыта. Способности провести аналогии с личным опытом и сделать какие-то выводы, на которые ты имеешь моральное право. Умения признавать свои ошибки… Этому не всегда есть место в телевизионном формате.

Когда я что-то попытался написать в газету (потом, в середине девяностых), то с ужасом увидел: рука деревянная, предложения длинные, корявые… Теряешь навык письма: сценарии на телевидении мы пишем, но это скорее рабочие наброски. Больше разговорного стиля, меньше игры словом.

Впрочем, сколько бы я ни блефовал сейчас, ни говорил, что я публицист, газетчик, – телевидение это особый мир, к которому я прикипел.

– Это еще и колоссальное влияние, не так ли? «Час для вас», другие ваши передачи, фильмы, – они не только обсуждались всей республикой, но и оказывали огромное влияние на власть. Можно ли сказать, что в 90-х вы были среди тех, кто принимал решения о дальнейшем пути республики?

– В начале 90-х мы бились за экономическую модель суверенитета. Сейчас это, к сожалению, скомпрометировано теми процессами, которые начались уже позднее. А тогда – все это поддержали: русские, башкиры, татары… Был в ходу такой тезис: почему у нас колбаса за 5,60 или за 7,70, да и то в магазинах не найти, а в Москве – за 2,20?.. Почему экология нас калечит, если ничего с наших заводов мы не получаем?.. В основу той модели суверенитета легли 3 – 4 здоровых экономических тезиса, и, в принципе, если бы от этого не отклонились в пользу политических и национальных игр, Башкортостан был бы мощнейшим регионом в стране. Когда в 1996 году мы беседовали с Черномырдиным, он мне говорил, что Башкирия представляет собой идеальную модель федеративного устройства России, – а уж Черномырдин-то многое знал и понимал. Но дальше пошли такие политические перекосы, что к 1999 году этот суверенитет выродился непонятно во что. Если вначале власть была готова разговаривать, слышать, и мы свободно обсуждали все проблемы с первым лицом, то к концу 90-х трон оказался окружен такими одиозными фигурами…

По обществу пошли трещины: вопрос о языке, приоритеты одним районам в ущерб другим, и так далее. Китайцы говорят, что разбитый сосуд склеить можно, но останутся трещины. Так и получилось.

Телекомпанию «Столица», которую я к тому времени возглавлял, разваливали, гнобили, перекрывали кислород. Я перепродал остатки компании, при условии, что новый владелец выплатит зарплату тем, кому я не успел, и ушел с одним чемоданчиком: все оставил, имущество, аппаратуру…

– Как и за десять лет до этого, во времена Шакирова, вы снова начинали с нуля?

– И даже начал таксовать, ночью, на «шестерке»: садился за руль, надевал темные очки, чтобы люди не узнали. Пассажиры удивляются, спрашивают: вам что-нибудь видно? Я отвечаю: конечно, да, нормально, а сам подглядываю на дорогу поверх очков.

Когда «Столицу» прессовали, я в сердцах сказал, что однажды все это опишу – назову это «Летописью Страны несгибаемых кураев». Через полдня эту фразу уже донесли до нашего Белого дома. И передали ответ, возмущение: мол, он еще и шутит! Не понравилась там эта фраза…

Помню, как мы схлестнулись с одним высокопоставленным человеком: лицо темное, глаза злые, говорит: «Тебе что, больше всех надо?..» Пришлось ответить, что я ведь все вспомню и опишу. «Каким вы были до включения камеры, какие слова говорили, потом в камеру – правильные слова, после выключения камеры – опять неправильные…» То, что до и после сюжета, – то мое, и из памяти никуда не денется, будет перенесено на бумагу.

Но это будет, наверное, в каком-то смысле финальная книга: честно говоря, хочу вообще уйти из журналистики. Одну книгу я уже выпустил, она называется «От ноября до ноября, или Путешествие из СССР в Россию (записки тележурналиста)». Колонки, собранные в ней, я писал ровно год, и получилась такая летопись нашей жизни через призму этого года. Сейчас понемногу готовлю следующую.

– Почему вы хотите уйти?

– Уходит сама журналистика. Ее все меньше сегодня. Есть хроникерство, есть попытки политической, экономической аналитики, но журналистики, которая существует для ума и сердца человека, все меньше. Серьезные издания уходят с рынка, в кризисе «Огонек», «Русский репортер»… Выживет желтая пресса, жареные новости: вон как народ залипает на Малахова. Возвращается время «СПИД-Инфо». Может быть, мы должны признать, что наша профессия исчезает.

Мне, наверное, повезло по жизни: оказаться на сломе эпох, на острие событий. Не знаю: то ли я бывший газетчик и нынешний телевизионщик, то ли газетчик на телевидении, а сейчас еще и занялся книгами… А вообще – мне было бы интересно писать книги для детей, особенно сказки. Когда моя дочка была маленькой, у меня это, кажется, получалось. Не то чтобы я хочу уйти в мир иллюзий, – просто в сказках всё добрее.

Читать полностью: http://www.bashinform.ru/detalno/698241/#ixzz3R2IN3dXu